Орбита С

От автора:
Орбита предполагает наличие центра. Очерчивание орбит – это расставление ориентиров на пути к центру, но в то же время это и опасность зависания на тех или иных траекториях. "Помнить о главном!" Наивность и фанатизм этого снимают нас с очередной орбиты, в желании приблизиться к центру.

Страсть и вера были движущей силой научных теорий, пытающихся открыть новые миры. Деревянные инструменты этих теорий соединяют в себе теплоту и безумие. Для меня стремление к фантастическим прыжкам притягательнее, чем поступательное движение на территории прагматических исследований.

Создание автономных конструкций, как я и представляю свои проекты, это попытка смоделировать глобальный механизм. А желание сделать это немедленно заставляет сооружать модели из тех деталей, которые можно найти здесь и сейчас.

Вадим Фишкин

"SOFT MACHINES" Вадима Фишкина

Характерная особенность поэтики Вадима Фишкина - ее индифферентность к языковой проблематике. Язык никогда не был для него самоценным предметом исследования, а был лишь средством, основные требования к которому - информационная емкость, коммуникационная эффективность, простота в обращении. Иначе говоря, поэтика Фишкина никогда не абсолютизировала феномен искусства, а наоборот интересовалась по преимуществу всем находящимся за его пределами. Предмет исследования Фишкина - это феномен бытия, художественному творчеству он пытается вернуть онтологический статус.

Реконституирование онтологии происходит у Фишкина за счет обращения к созидательным актам - элементарным, чистым, архитепальным. Созидательность же оказывается возможной лишь за счет полной редукции феномена традиции, рефлексивных аллюзий, т.е. она оказывается возможной лишь как реконституирование акта претворения. Иначе говоря, новая онтология Вадима Фишкина являет себя новым простодушием, его искусство - новым ремеслом, а сам он, со своей машинерией - новым Кулибиным. Как любой результат исходного деяния его работы - самоценны, замкнуты на себя, познаются только исходя из их внутренней сущности. Таким образом еще одна характерная особенность поэтики Вадима Фишкина - его полная индифферентность к проблеме контекста.

Реконституирование онтологии происходит у Фишкина так же и за счет обращения к конструктивным процедурам, каждая из его работ - носит характер модели - модели вселенной, его машины имеют своим прототипом machine mundi. Аппеляция к конструктивности и машинерии носит у него позитивный характер: процедуры работы механизмов выявляют процесс становления вселенной, а не ее распада. Поэтика Фишкина далека от культивации тавтологии, графомании или шизоидности.

Иначе говоря, еще одна особенность его поэтики в преодолении стратегии деконструкции и актуализации стратегии реконструкции.

Сочетание установок на первичность и конструктивность выдают стремление поэтики Фишкина к статусу абсолютности и универсальности. Образный мир его работ, сочетающий осколки традиционных культур с нормативной архитепальностью, выдает претензии на пост-исторический классицизм. Наконец, сочетание тотальности с позитивностью придает этой поэтике утопическую перспективу. Этим машинерия Фишкина претендует на генетическую связь с татлинской башней III Интернационала.

Две особенности конструктивной поэтики Фишкина определяют ее отличие от поэтики исторического конструктивизма. Первая из них предполагает прием вскрытия эстетической условности: утопическая вселенная предстает банализированной - уподобленной стеклярусному калейдоскопу. Цель здесь - не редуцировать пафос, а лишь определенно очертить границы высказывания. Иначе говоря, речь идет о замыкании утопии в эстетической сфере. Вторая из особенностей, предполагает прием нарушения в одном из элементов цельности поэтического организма: в утопической вселенной образуется брешь, сквозь которую зияют иные миры, иные утопии. И на этот раз цель здесь - не редуцировать пафос, а лишь откровенно признать ограниченность высказывания. Иначе говоря, не впадая в антиутопию, Вадим Фишкин признает правомерность существования иных утопических измерений.

В той мере, в которой поэтика Фишкина, с одной стороны, апеллирует к актам первотворения, а с другой, к пост-историческому состоянию, сфера ее реализации - "вечное настоящее". При этом, в той мере, в которой его поэтика апеллирует к актам конструктивным, она не приемлет мифологемы "вечного возвращения подобного", а предполагает позитивное освоение этой перманентной актуальности. Наконец, в той мере, в которой его поэтике свойственна утопическая перспектива, этому "вечному настоящему имманентна перспектива будущего, - причем, не "будущего близь лежащего", а "будущего удаленного". Само собой разумеется, что "будущее это должно быть прекрасно, иначе его может и не быть вовсе".