Скамейки: трансформация для будущего

Similia similibus

Кажется прошло то время, когда существовало четкое разделение на "художников" и "фотохудожников", где последним выделялось некое обособленное пространство, и где якобы решались специфические, сугубо "фотографические" задачи. Что это за такие особенные задачи знали только специалисты и сами "фотохудожники", и ощущалась фантомная граница, ступить за которую боязно, а не то попадешь впросак. Подобный трепет был невольно стимулирован самой историей развития актуальной московской фотографии: в конце 80-х разрозненные силы "фотохудожников" соединились в особой секции объединения "Эрмитаж", и вплоть до начала 90-х выступали гипотетической группой: Пиганов, Шульгин, Мухин, Леонтьев, Куприянов, Бабич, Аксенов etc. Обозначились иерархи в лице Михайлова и Слюсарева. Появились критики, посвященные в цеховые тайны, галерея "Школа", осуществлявшая в основном только фотографические показы. Родилось и окрепло как бы "государство в государстве". Однако, возникло оно уже на фоне разрываемых связей, смешения языков и взаимопроникновений художественных практик "Художники" (например, Серебрякова, Чернышева, Журавлев, Фишкин и проч.) стали активно включать фотографию в пространство своих инсталляций, "фотохудожники" (тот же Шульгин) также используют фотографию не столько как самоцель, сколько как одно из художественных средств. Практически в каждой ведущей галерее Москвы проекты "фотохудожников" показываются наряду с выставками "художников". И уже достаточно трудно обозначить ту фантомную границу, за которую так боязно было ступить... Вернее, она где-то существует, неясно колеблются ее размытые контуры, но так ли важна теперь ее неприкосновенная чистота, теперь, когда так заманчиво из сложносоставного обозначения "фотохудожник" просто выбросить первых четыре буквы?

Проект художника Игоря Мухина "Скамейки: трансформация для будущего" интересен нам как в контексте предыдущих рассуждений, так и в рамках заявленной программы XL Галереи. Он амбивалентен, ибо Мухину удается не нарушив фантомную границу фотостилистики, органично включиться в сферу "идей" актуального искусства, не порождая многомудрых рассуждений об особой специфике современной фотографии, женственных призывов "вернуться к Художнику" etc. Он амбивалентен, ибо в этой гипотетической сфере мягко балансирует между реальностью и метафорой, иронией и трагедией, дискурсом и образом. В самом деле, показанный в прошлом году грандиозный проект Института Современного Искусства "Монументы: трансформация для будущего", стимулированный Комаром и Меламидом, заботливо развивал "прогрессивные" идеи плана монументальной пропаганды "наоборот". Художники увлеченно трансформировали монументы, практически не оглядываясь на окружающий последние социокультурный ландшафт. А между тем, именно скамейки - милые и грубые, трогательные и жестокие, обустроенные и заброшенные - несут на теле своем отчетливые "отпечатки" истории. Проект Мухина, если правомочно здесь сравнение, и грандиознее и тоньше, ибо время трансформирует скамейки, оно украшает и искажает "физиономию" мухинских персонажей даже без помощи дополнительных средств. В художественное Пространство выставки ненавязчиво включаются и игровой пафос "проекта о монументах", ибо со скамейками тоже можно сыграть в трансформированный перевертыш; и ностальгическо-романтическая эмоция "Темных аллей" (выставка Кошлякова-Дубоссарского, Якут-галерея, 1994). Можно подготовить энциклопедию "Скамейки мира". Можно заботливо защищать и восстанавливать их старческие "кости" (акция А. Сигутина, 1993). Можно, наконец, со сладкой страстью некрофила фиксировать постепенный процесс разложения "персонажей" социокультурного ландшафта. Можно просто идти мимо.