Сообщники

Один навязчивый невроз беспокоит мир современного искусства как в России, так и на Западе. Нам – и это широкое "мы", пронизывающее все сферы профессиональной деятельности в этой области – все время кажется, что то, чем мы занимаемся, проникнуто "веществом несуществования". Мы как бы незаметны в общей череде культурных событий. Наша работа не доплывает до уровня массовой культуры (что понятно по умолчанию), но и в ряды мероприятий культуры высокой попадает только в редких, особо масштабных, случаях, да и то, если флагманом такого рода событий выступает какое-нибудь красивое и/или богатое личико (Даша, Маша, Стелла...). Повседневная жизнь художника/куратора/критика/галериста фантомна, поскольку слишком многое, если не все, строится на принципах, слабо приложимых к стандартам индустрии развлечений. Это объяснимо, если учесть, что современное искусство наследует модернизму и выработанной несколькими поколениями гениев технике отказа от всех и всяческих связей с городской культурой, в которой все отношения, от секса до посещения оперы, подвергаются инструментализации, не останавливающейся ни на миг. В бессмысленности, скупости и некачественности художественного жеста и состоит главный пластический смысл современного искусства и проводимой им критики автоматизма наших реакций на окружающие стимулы. Его слабость и является его главной силой. Тем не менее, попытки уплотнить разреженный воздух на вершинах пост-концептуализма (этим термином можно назвать практически все, что выставляется в московских галерея) предпринимаются регулярно. Иногда (слишком редко!) "уплотнителем" служат деньги, иногда – слабые и малоаргументированные попытки доказать полезность современного искусства для общества и человечества в целом, скатывающиеся в зубодробительную пошлость или промывку мозгов ("модернизация невозможна без искусства!").

Выставка Игоря Мухина представляет собой еще один, ныне очень модный, способ уплотнения. Современное искусство, которое обычно стоит спиной (пусть и очень выразительной) к зрителю, теперь поворачивается к нему сотнями лиц. "Сообщники" – это коллективный портрет деятелей редкой профессии, нечто среднее между школьной фотографией, Красной книгой и перестроечными фильмами о "неформалах". Точно так же назвал свой лучший кураторский проект Андрей Ерофеев, пять лет назад показав в Третьяковской галерее арт-коллективы от акционистов 1970-х до граффитчиков нулевых. Предыдущая выставка Мухина в XL называлась "Митинги" и по общему мнению предвосхитила расцвет протестного движения, который многие из нас непосредственно наблюдали в декабре прошлого года. Чего – по аналогии – следует ожидать от "Сообщников"? Может быть, давно чаемого левым крылом профсоюза? Альтернативного министерства культуры? Или просто-напросто чувства локтя? А может, "Сообщники" примирят людей, которые до выставки ни за какие коврижки не согласились бы считать друг друга коллегами? Каждый из вариантов по своему прекрасен.

Мухин, без преувеличения, гениальный фотограф, и снятые им труженики современного искусства выглядят в его версии романтическими героями или, как минимум, нормальными людьми. Он не то, чтобы льстит своим героям. Он просто-напросто оставляет им человеческое достоинство в то время, как главным трендом репортажной фотографии на вернисажах является ловля особо эмоциональных моментов, когда персонажи напоминают толпу хулителей Христа на картине Босха. Этот тренд объясним: если эмоции не кипят на стенах и пьедесталах, надо искать их в гуще зачастую смешных или всего лишь пьяных посетителей. Мухин, наоборот, ищет на лицах выражение мечтательной задумчивости,  спокойную статику уверенных в себе и будущем индивидов, занимающихся интеллектуальной деятельностью. В конце концов "Сообщники" о том, что искусство делается людьми, даже если оно постоянно сомневается в том, что же это такое – быть  человеком.